Содержание → Первая часть МЕДНЫЙ СТУК ЧАСОВ ШТОРМ В СКАГЕРРАКЕ → Часть 6
Часть 6. Глава 3.
Несколько раз Крузенштерн с тревогой и досадой навещал в гардемаринской каюте кадета морского корпуса Бистрема, своего племянника. Измученный непрерывной морской болезнью, племянник не помышлял уже ни о плавании, ни о флотской службе вообще. К счастью, повстречался английский фрегат "Виргиния". Командиром его оказался капитан Бересдорф, знакомый Крузенштерну по службе в английском флоте. Он взялся доставить кадета Бистрема в Лондон, чтобы тот мог вернуться в Россию. Отправились в Лондон на "Виргинии" также астроном Горнер, чтобы купить недостающие инструменты, и его превосходительство камергер Резанов с майором Фридерицием — для обозрения английской столицы. Вернуться на борт "Надежды" обещали в Фальмуте, где корабль должен был чиниться после шторма.
27 сентября "Надежда" благополучно пришла в Фальмут, где и встретилась с "Невою".
Погода сделалась хорошая, но люди еще жили воспоминаниями шторма. Кое-кто из пассажиров говорил между собою:
— Если такое было у берегов Европы, что нас ждет в океане?
Фальмут был последним портом перед выходом в открытый океан. Все писали письма, чтобы с попутными кораблями отправить домой. Ученые делали записи в журналах наблюдений.
Писал свой "Журнал путешествия россиян вокруг света" и главный комиссионер Российско-Американской компании, верный помощник Резанова купец Федор Шемелин.
Шемелина определили на жительство в констапельскую — глубокую кормовую каюту, где хранилось артиллерийское имущество. Свет сюда не проникал, днем и ночью приходилось жечь свечу в фонаре, да и та горела слабо в спертом воздухе.
При желтом дрожании огня Шемелин описывал шторм. Сообщал будущим читателям, что люди, оказавшись в той буре, вели себя по-разному: одни проявили неустрашимость, другие — малодушие. "Последних боязнь, — писал Федор Иванович, — простиралась до того, что с каждым наклонением судна набок представлялось им, что они погружаются уже на дно морское. Каждый удар волны об корабль считали они последним разрушением оного и прощались со светом. Те, которые являли себя храбрее на берегу, оказали себя на море всех трусливее и малодушнее".
О ком именно идет речь, в "Журнале", напечатанном в 1816 году, не сказано. И мы не станем строить догадок, дело прошлое. Но стоит запомнить мысль Шемелина, что настоящая смелость проявляется именно в суровые часы, а пустая важность и надутая храбрость при виде опасности слетают с человека шелухою.
Впрочем, ни один офицер, ни один матрос робости во время шторма не проявили, каждый службу свою нес честно и умело. .. "
Курганов закрыл папку и опять глянул на Толика: вопросительно и виновато.
— Здорово, — сказал Толик. — Даже страшно, когда про крен: встанет ли? .. Вот интересно: знаешь, что ничего с ними не случится, а все равно страшно. Будто сам на палубе. .. — Толик пошевелил плечами. — Будто даже брызги за шиворот. ..
— Да? — Курганов стремительно встал, шагнул к Толику, взял его большущими ладонями за плечи (Султан стрелками поставил уши и напружинился). — Ох, спасибо тебе. .. Прямо бальзам на мою грешную душу.
Толик глянул в высоту — в счастливое (и даже немного красивое) лицо Курганова.
— Арсений Викторович, а какая это будет книга? Детская или взрослая?
Закладки
- — Я. .. так. Мы с ребятами в войну играли, — приврал…
- — Круче к ветру! Да что могут сделать рулевые, когда…
- — Ну, Толик, ты в самом деле. .. Ты — человек, приносящий…
- — Долго думал? — спросила Варя. — Ага. Вчера целый…
- — Мало ли. .. Я думаю, она могла рукопись просто-напросто…
- Когда ясное небо уже было испещрено звездами…
- — Не буду! Рассказала Марина — то, что видела…
- — То есть третий экземпляр ты решил "заказать"…
- Толик не пошел на кладбище. Не потому, что оно…
- Еще с улицы, сквозь окно, Толик увидел, что в…
- — Петр Иванович. .. Все считают вас прекрасным моряком…
